Пишу тебе письмо, в родной аул,
из этого Санкт…тьфу ты Лэнинграда
Директара сказал: - Учи, Абдул,
надолго здесь? По вашему – нэ нада!
Какой ты никакой, но гражданин,
живущий в лоне Северной Пальмиры –
по-русски ботай, по фарси – ни-ни,
по тюркски тоже, темнозадый Ирод…

Какой же я им к дэву чернослив,
я есть изюмчик в ихней булке белой.
В совке наш статус был равновелик,
а ныне статус сбили – хуком слева.
Сейчас кочую жить я в иноземь.
Жмут дома баи, бьем поклоны знати
и тут не лучше, отросла пузень
буржуев – давят, но и кормят, кстати.
То, были братья, ныне есть братки,
мажоры, все боятся бога Лоха
и с вечным их дороги - дураки,
всем, в общем - хорошо и как бы – плохо.

По пятницам, как водится у них,
какие-то там скеды, но не обувь,
на фоне меж…этни… ческой возни
нас потчуют и возрази, попробуй.
Клянут меня за бытие мое
за то, что мы заполонили рынки
и праведным считают битие.
«За крышу», что дают, прими и вынь-ка
сбор для тюрьмы – кусается весьма,
а тут ещё полиция и им дай
бамажку, что моя не был тюрьма,
что бел, пушист, почти владелец нимба.
Эх-х-х, им бы – этим баям от погон…
А далее фарси с оттенком мата…
Зато какие дэвочки – ого,
согреют душу руссоазиато!!!
В моя аул титуткой был ишак,
прости, титутка отвлекла Абдула!
Забудет клафелина подмешать
тогда Абдулка… как по русски?
Вдует!
Покажет, белой, желтый ай-лю-лю
и танец живота Санкт…тьфу ты… тутке…

Опять на праздник поглазел салют
и думал думу целую минутку.
Слабеет нынче северный народ,
куда ни глянь желтеет рашен мускул.
Ослабленный не вырвется вперед
и будет съеден сильным на закуску.
Ну, а пока мету сии дворы
и зелень, на раз два, гребу лопатой.
«В ответе Вы…» писал Экзюпери,
тому кто приручил… меня…
До пати,
я быстро пристрастился, бисмилля!
И, кажется, вчера я отчубучил,
вставляя между делом фитиля,
в каком-то клубе гей…ш, толь г…идр – до кучи.
Прости, Аллах - соблазны северян!
Такого нет в родном пустынном крае.
Что буду свят, не буду заверять,
не буду гей…шем точно,
клянусьраем…