Входит Пушкин в лётном шлеме, в тонких пальцах
       - папироса ©

входит Брежнев, сдвинув гневно монархические брови.
говорит мне непременно подорвут в кремле здоровье.
если вследствие, мол, скоро перестанет биться сердце,
то Варшавским Договором можно будет подтереться.

следом входит торопливо худощавый Ричард Никсон.
восклицает: Лёня, милый, как же я к тебе проникся!
и целует прямо в губы, так что это длится, длится...
воскресает Гарри Трумэн, термоядерный убийца

и, пройдя на середину, вопрошает аки пастырь:
значит, ты мораль отринув, превратился в педераста?!
с кем лобзаешься, паскуда, захотелось под импичмент?
Ричард Никсон: бес попутал, признаю, что неприлично.

в этом месте с криком "Аллес!", осерчав, что было силы,
выбегает Аллен Даллес, также вставший из могилы
[смит-энд-вессон одесную, запах сырости и виски],
я вас, Никсон, арестую заявляет по-английски.

с тихим смехом или плачем оживает Джугашвили,
ниже среднего, невзрачен, что бы там ни говорили,
и, раскуривая трубку, будто щурится на солнце,
произносит: Гарри Трумэн, ты зачем бомбил японцев?

все притихли, ожидая, кто кому загнёт салазки...
в это время входит Мао с картой острова Даманский
и кричит: откройте шлюзы в среднерусскую равнину!
появляются хунхузы, цзаофани, хунвейбины...