Как то волк отбившийся от стаи,
В одиночку в хлебенях лесов.
В стороне чуть от Тьму Таракани,
Дом срубил меж четырёх стволов.
Жил в достатке, хулиганил редко,
Грабил где подальше от жилья.
Заходила лишь лиса-соседка,
Да кабан, что дикая свинья.
И однажды шёл домой с добычей,
В этот день катила ему масть.
Он нашёл телка в обличье бычьем,
И хотел его уже сожрать.
Но в башку стрельнуло как иглою,
Мал телок, а может быть потом.
И с такой бредовою мыслёю,
Притащил телёнка прямо в дом.
-Волк, да видимо ты спятил,-
Говорила хитрая лиса.
- Или волчий нюх совсем утратил.
А кабан прохрюкал,-чудеса.
Приходил шакал, исчадье ада,
Тявкнул тихо, лучше бы он сдох.
Но струхнул, от волчьего он взгляда,
И свалил по быстрому, как мог.
Лишь медведь, за сбором урожая,
Не совался, осмотреть телка.
Клюкву на болоте собирая,
Лишь сказал,- да пусть растёт пока.
А телок ел сено у болота,
Рос и не по дням, а по часам.
На ночь запирали все ворота,
Волк решил - сыночка не отдам.
А когда голодною весною,
Прямо из берлоги на рысях.
Прибежал медведь, само собою,
И вся банда в сладостных мыслях.
Волк собой закрыл входные двери,
Но куда там все на одного.
Видно, что оголодали звери,
Им хотелось справить торжество.
Но открылись двери и ворота,
МедведЮ досталось по зубам.
И летели звери от порога,
Разбросал бычок их по кустам.
Волку он сказал, - довольно батя!
Нечего ворота закрывать.
Коль придут, то так их отхреначу,
Покажу им Кузькину я мать.
С той поры у Тьму у Таракани,
На болотах в хлебенях лесов.
Звери мне рассказывали сами,
Про таких вот яростных быков.
Ой простите, позабыл немного,
Не сказал, а в чем же здесь мораль.
А мораль здесь, не судите строго,
Волк другим, на этом свете стал.