(Из книги "СМЕХ СКВОЗЬ ЗУБЫ, или Синдром Сарказма")
ЭВРИКА,
или
Маленькие
гиганты
большой
науки
Старенький профессор был не столь старенький, как бывал столь пьяненький. Наука его давно и искренне не интересовала. Не только прикладная, но и теоретическая.
Наука давно уступила свое место красивым аспиранткам. Вот ими профессор интересовался еще искренне. Но, к сожалению, уже только теоретически.
Но красивые аспирантки даже теоретически уступали свои места прикладным интересам профессора.
Прикладывался профессор к водочке. Регулярно.
Но и водочка уступала свое место без боя, когда в бой вступал хороший коньячок. Желательно такого же возраста, как и сам профессор.
С ровесником профессору было о чем поговорить в начале научных прений. Или побулькать в конце.
Этой ночью у профессора дома красивая аспирантка защищалась, как могла…
Нет, профессор не насильничал…
Поэтому аспирантке было вдвойне тяжело. Она должна была первой атаковать профессора, и, если у того что-нибудь получится, быстренько защищаться…
Из нескольких ее яростных атак одна профессору блестяще удалась…
Соответственно, к утру, блестяще удалась и аспирантская защита.
С маленьким ущербом для маленькой девичей гордости.
И с большим ущербом для большой науки.
Впрочем, на маленькую гордость и на большую науку обоим было и по-маленькому, и по большому…
С малых и больших высот…
В этот момент в глазах у светила науки погасли свет науки, блеск мысли, и даже – искра знаний…
Светило уткнулось в подушку, и захрапело, как обычное пьяное быдло.
Утром, с большущего бодуна, профессор приподнял (!) голову. Половинкой с трудом расклеенного глаза обнаружил почти голенькую красотку.
– А-а-а, – как ни странно, но у профессора получилось подумать. – Уже голенькая…
Это была ошибочная гипотеза великого ученого.
Аспирантка была не уже почти голая, а еще почти голая!
И не аспирантка.
Аспиранткой она была до голой!
А сейчас, почти голая, новоиспеченный, а точнее, «нововжаренный» кандидат наук!
И тут «нововжаренная» кандидатка наук сообразила, что ей, молодому ученому, неприлично ходить почти голой при старшем по званию коллеге.
И надела стринги.
В памяти профессора, лежавшего мертвым грузом, мертвым грузом лежали сотни тысяч слов из различных европейских и не очень языков. Но как из этого хлама взять на язык пару нужных сейчас он не мог приложить ума!
Хотя лучшей половиной ума, естественно левой, все еще был приложен к подушке…
Казалось, поставленная научная проблема является неподъемной, как и сам профессор.
Только произнося слова вслух, профессор смутно понимал, что из кучи чужих языков его собственный язык озвучивает не то…
Самое страшное, что в голове этих языков было намного больше, чем возможностей ворочать одним, пересохшим…
– Маятник, десантник, – перебирал слова профессор, примеряя их к ситуации и в ужасе понимая, что они не те. – Это я издалека зашел, – подумал перепуганный профессор.
– Бредит, – испугалась еще разгоряченная кандидатка, – сдохнет, не дай Бог, а мне потом еще раз защищаться?!
– Напильник, рубильник, паяльник, будильник, – продолжал лингвистические изыскания профессор…
– Кипятильник, профессор?! – осенило юную кандидатку разнообразных постельных наук. – Кипятильник, чайник! Вам чайку?!
– Д-а-а-а, – простонал профессор.
Хлебнув чайку, он ожил:
– Вот оно, научное прозрение… Да что там, – расщедрился он. – Озарение! Далеко пойдешь!
Кандидатка наук даже немного покраснела. Впервые за всю ночь. И это не смотря на то, что кандидатом наук стала, как пишут бестолковые сексологи консервативного толка, неестественным способом…
И тут профессор решил усугубить свой комплимент, сделать более весомым:
– Может, даже станешь такой, как я!
Резко погрустнела кандидатка, мечтавшая о профессорской мантии:
– Зачем же такой?!