Я лежал себе и пил ноздрями ветер,
Запах мяты и дубового листа,
А меня сорвали суки на рассвете
Из-под теплого ивового куста.
Слышу топот и собачью перебранку.
Загоняют, будто я матерый зверь.
А у мня всего лишь маленькая ранка!
Дернул черт меня прикинуться подранком –
Не отвяжутся легавые теперь.

Задыхаясь, трепыхаясь,
Я бегу – я так привык.
Да, я заяц - попрыгаяц,
Я такой же, как и вы.

Только что-то мне сегодня не бежится -
Видно, дробь задела жилу в глубине.
Мне залечь бы, отлежаться, подлечиться,
Да близехонько легавые ко мне.
И, как только добрался я до опушки,
Выжигая из себя остатки сил,
Громыхнуло-полыхнуло, как из пушки,
Тут охотничек меня и уложил.

Он сплясал тогда подобие канкана
И шагнул ко мне, как будто это плац,
Только я упал у волчьего капкана,
Подошел ко мне охотник, ну и - «Клац!»
Много слов известно матушке-России,
Но таких еще не слышал этот лес!
Долго бился он, пока не обессилел,
Но не смог освободиться от желез.

Он затих и, видно, с чем-то согласился.
И лежим мы, словно голуби, вдвоем,
И в зрачке его зрачок мой отразился,
А его зрачок, естественно, в моем.
Вот тепла уже во мне осталось мало.
Но, пока еще меня не скрыла мгла,
По открывшемуся тонкому каналу
Вся душа моя в него перетекла…

Задыхаясь, трепыхаясь,
Я бегу – я так привык.
Да, я заяц - попрыгаяц,
Я такой же, как и вы.