В преддверии беды Армагеддона,
Преодолев космический испуг
Перед своей святой женой, Мадонной
Надумал исповедаться супруг.

И в этом покаянии приватном,
Валяясь у супружницы в ногах,
Признался в том, что он неоднократно
Был ей неверен. И в других грехах.

Про Людку из районного «собеса»,
Про Настю - у неё скорей всего,
Два непохожих на него балбеса
Наверное, родились от него.

Просил прощенья, так же, за подарки,
Которые другим он покупал.
Что не её своей любовью жаркой
В своих командировках окружал.

Признался так же и в грехах попроще.
Мол, часто без жены ходил в кино,
И что всем сердцем ненавидит тещу,
И с нею вместе тестя заодно.

Что в женском туалете сделав дырку,
Он в пятом классе многое узнал.
И как отец таскал его «за шкирку»,
Когда он маме что-то рассказал.

Покаялся он про одну старушку,
(в то время в пионерах состоял).
И помогая бабке с под подушки,
Он кошелёчек с пенсией украл.

Открылся, что плевал на президента.
Не лично в морду, только на портрет.
И что её подруга из Ташкента,
В гостях бывая, делала минет.

И в самом страшном, в самом архитошном
Он тоже под конец признался ей,
Что дед его, Антип, в далёком прошлом
Был по какой-то матери еврей.

Больней нельзя свою жену обидеть,
Чем вынужденной «честностью» такой.
А я б хотел глаза его увидеть
Двадцать второго, утренней зарёй.